Мемуары Исфандияра Ахундова

C каждым годом события Второй Мировой войны становятся  от нас все дальше, тем более что остается очень мало лиц — свидетелей тех страшных дней. Поэтому для нынешнего и последующих поколений актуализируется знакомство с мемуарами непосредственных участников военных действий. Да, практически все представители высшего советского командования в прошлом веке опубликовали свои воспоминания. Аналогично поступили и немало высших чинов из стран-союзников по антигитлеровской коалиции. Очень много можно почерпнуть из материалов Нюрнбергского процесса, газетных заметок и очерков тех дней. Но, согласимся, память об этой кровопролитной войне не сможет быть полной без «входа» в ту страшную обстановку как бы изнутри. Осуществление же этого возможно лишь при при сопоставлении опубликованных в различных странах «официальных» воспоминаний и сборников, нередко приглаженных под идеологическую канву определенного исторического периода, с мемуарами низшего и среднего звена военнослужащих. Тем более что в основной массе  именно они смотрели смерти в лицо и ковали победу на фашизмом.

В этом контексте немалый интерес представляют заметки, незадолго до смерти представленные потомкам Исфандияром Ахундовым. Уроженец с. Агамалыоглу Касум-Исмайловского (ныне Геранбойского) района (1913 г.), высшее образование он получил на горнорудном факультете Закавказского горно-металлургического института, располагавшегося в Тифлисе (Тбилиси). Приобретя специальность горно-рудного инженера, до войны  успел проработать инженером одной из каменно-угольных шахт Донбасса, директором каменного карьера в сел. Шахтахты Нахичеванской АССР и руководителем группы по стройматериалам Промышленного совета Азербайджанской ССР. Информацию о переходе германских войск в наступление на СССР он услышал в Агстафе, где проверял ход строительства кирпичного завода  (по линии Азпрормсовета).

Боевое крещение

В военкомате его распределили в воинскую часть, известную как «Сальянские казармы». Он получил должность командира взвода зенитной артиллерии, а затем — тяжелой, что было не случайным. Дело в том, что одним из изучаемых студентами Закавказского горно-металлургического института предметов являлась «Артиллерия», т.  к. с военной точки зрения обучавшихся в ВУЗе юношей готовили на должность командиров тяжелой полевой артиллерии. Спустя три месяца после пребывания в «Сальянских казармах»  И. Ахундова демобилизовали, что обосновывалось получением им брони, под которой подразумевалось открепление от службы в армии в связи с востребованностью профессии. Причиной происшедшего он называет «невозможность обеспечения бесперебойной работой производственных мощностей без технического руководства».

В мае 1942 г. его вновь вызвали в военкомат — уже для посылки на линию фронта. После прохождения шестимесячных курсов в Тбилисской артиллерийской школе он в числе пяти человек получил назначение в военный штаб, дислоцировавшийся в российском городке Старый Оскол (Белгородская область). Здесь артиллеристов распределили… в танковую часть, хотя они и сказали, что никогда в танк не садились. Нет проблем, идите в танковую «учебку», сказали им.  Впервые оказавшись в танке, Исфандияр с непривычки стал задыхаться, поэтому, по возвращении в штаб, заявил об отказе «влиться» в танковую часть. При этом он не испугался угрозы отправиться на линию фронта в составе пехоты. Возможно, его настойчивость привела к тому, что  он, все же, услышал: «Пойдешь в артиллерию».

Так он попал в распоряжение 309-й стрелковой дивизии, называемой Сибирской вследствие ее подчинения Сибирскому военному округу. Дивизия была сформирована из призывников Хакасии и южных районов края, северо-енисейцев, мотыгинцев (тогдашний Удерейский район), граждан Тувинской Народной Республики. По всей видимости, выходцами из Южного Кавказа она стала пополняться, начиная с лета 1942 г., после овладения Щучьенским плацдармом на Дону (территориально недалеко от Азербайджана). Тонкость, однако, в далеко не случайном попаданием в эту дивизию И. Ахундова, т. к. ее основной контингент изначально, наряду с колхозниками, составляли также призывники (1898-1923 г. р.) из числа   представителей золотодобывающей и угольной промышленности(1). Он получил назначение в 842-й артиллерийский полк, пройдя с ним вплоть до Берлина. Но столько ему пришлось пережить на победоносном пути в Германию…

В полку он возглавил взвод 3-ей батареи 122-мм гаубиц (пушек), став затем командиром батареи. В арсенале каждой из четырех батарей, пишет И. Ахундов, находилось по четыре пушки. Это шло в русле сталинского приказа (март 1942 г.), согласно которому в состав артиллерийских полков стрелковых дивизий вводился третий дивизион, состоящий из одной батареи 76-мм пушек (4 пушки УСВ) и одной батареи 122-мм гаубиц (4 гаубицы). В качестве средств тяги для последних предусматривалось наличие 15 тракторов (2).

По законам военного времени, из-за дальнобойности 122-мм гаубиц, стрелки дислоцировались на расстоянии 2-3 км от прифронтовой линии. А вот командиры батарей находились на наблюдательном пункте впереди них, близ пехотных войск. Оттуда, после определения направления огневого удара, посредством телефонной связи до военнослужащих доводились координаты противника.

С первой в своей жизни мощнейшей бомбардировкой И. Ахундов столкнулся близ г. Томаровка. Немецкие самолеты, вспоминает он, бомбардировали беспрерывно, без потерь возвращаясь на аэродромы. «Где же наши бомбардировщики, всегда бросавшиеся в глаза во время военных парадов», — сетовали солдаты? Не встречая адекватного воздушного ответа, германская авиация в огромном количестве несла  «смерть военнослужащим и разрушение техники». Только от одной воздушной атаки в его батарее погибли 5 человек и была выведена из строя одна артиллерийская установка. Происходило это во время  участия 309-й дивизии, входившей в состав 40-й Армии, в  Харьковской оборонительной операции (февраль-март 1943 г.). Как отмечается источниками, 15 марта в третий раз с начала войны Харьков оказался в руках немцев, начавших выдавливать советские войска к Томаровке, возле которой и состоялось встречное сражение. Через несколько дней немецкое наступление выдохлось, но 309-я дивизия оказалась сильно потрепанной, потерявшей тысячи солдат. Донесения о ее потерях «напоминают документы окруженных частей 1941-1942 гг. Места погребения многих бойцов, как и даты их гибели, точно не были установлены, некоторых — не установлены до сих пор»(3).

Эти факты подтверждаются воспоминаниями И. Ахундова, зафиксировавшего массовую гибель живой силы и разрушения техники. Но при этом он раскрывает, что наличествовала масса случаев «необоснованной смерти, в особенности, среди пехоты, уничтожавшейся в течении нескольких часов». Определяя, что во многих случаях армейцы были ничем иным, как «пушечным мясом», И. Ахундов с болью констатирует: в отличие от стихийных бедствий, приводящих к гибели населения, войны — это «массовое самоуничтожение людей, теряющих жизнь не по воле природы». Одной же из причин неудачи советских войск в тот период И. Ахундов называет явное преобладание германской авиации над советской. Только с середины 1943 г., отмечает он, ситуация начала изменяться в пользу Москвы.

Форсирование Днепра

В июле-августе 1943 г. 309-я дивизия в составе 40-й армии и, затем, 1-й танковой армии приняла участие в битве на Курской дуге (район Ракитное – Дмитриевка – Обоянь – Прохоровка)(4). Во время продвижения к Курску пушки тянули американские военные грузовики Studebaker US6 («Студебеккер», в советском произношении). По словам И. Ахундова, они сменили лошадей (а не трактора, как о том говорилось в цитируемом выше приказе минобороны СССР), с помощью которых 122-мм гаубицы передвигались с места не место. Появились эти машины в советской армии по поставкам ленд-лиза (госпрограмма, по которой США поставляли своим союзникам во Второй мировой войне боеприпасы, технику, продовольствие и стратегическое сырье). Правда, в первые для СССР военные годы эта помощь была нестабильной, лишь с середины 1943 г. приняв регулярный характер. Как отмечает И. Ахундов с того этапа советские военнослужащие по ленд-лизу, кроме автомашин, получали воинское обмундирование (включая нижнее белье), продукты питания (консервы, сахар и т. д.). Наличие же  «Студебеккеров» в «привязке» к тяжелой артиллерии значительно облегчило решение вопроса ее передвижения.

После битвы на Курской дуге, в начале осени 1943 г., 309-дивизия, осуществив «выход на Днепр», захватила плацдарм «на правом берегу в районе Киевской области»(4). С освобождением украинского города Пирятин ей было присвоено наименование «Пирятинская»(5). 22 сентября передовые подразделения дивизии вышли на восточный берег Днепра(4).

В связи с тем, что с другой стороны реки советские войска несли значительные потери, пишет И. Ахундов, поступил приказ оказать помощь пехоте, в частности, путем скорой переправки туда артиллерии. «Вышестоящее командование предоставило нам 5 минут для определения добровольцев, пообещав исполнителям звание  Героя Советского Союза», — отмечает азербайджанский командир батареи. Однако, в тот момент о званиях и регалиях никто не думал, т. к. должные форсировать реку оказывались под огнем противника. Но нужно было принимать решение, и И. Ахундов предложил своему другу (Васе) осуществить операцию, объяснив ему, что рано или поздно все равно всем предстоит форсировать Днепр (с угрозой для жизни). Как результат, оба они вызвались добровольцами.

По информации саперов в месте их переправы ширина реки доходила до 700 м, глубина — до 7 м. Для переправки пушек смастерили плоты, на которые поместили по одной из них. Военнослужащие же, находясь в лодках, должны были тянуть плоты посредством канатов. В одной из лодок находились 6 рядовых и И. Ахундов. В ночь  форсирования, вспоминает он, Днепр был безмолвен и будто «стоял», настолько тихой была погода. Свет луны позволял наслаждаться красотой природы. Удивительно, думал И. Ахундов, мы отправляемся на встречу с реальной смертью, а я думаю, что в мирное время в этих местах можно было бы хорошо отдохнуть.

Но лирика улетучилась мгновенно. Немцы вели заградительный огонь из крупнокалиберных пулеметов, пушек. Эта несмолкаемая какофония звуков стрельбы «настолько давила на сознание, что, казалось, можно сойти с ума». Все были фактически беззащитными, т. к. напрямую от них ничего не зависело. При попадании снарядов в какой-то из плотов, тот моментально взрывался, унося в пучину вод людей и технику. На середине реки минометный огонь накрыл лодку, в которой находился Вася. На глазах И. Ахундова военнослужащие гибли целыми командами: «Смерть витала рядом, но, ожидая ее, мы продолжали тянуть плот с пушкой и, наконец, добрались невредимыми до берега». Сил для спуска орудий на землю ни у кого не было. Но когда удалось осуществить это, ожидавшие их солдаты указали на точки, откуда немцы вели стрельбу. Вскоре огневые позиции противника были уничтожены, и пехота стала продвигаться вперед. Спустя месяц И. Ахундова и Васю (посмертно) наградили орденом Великой Отечественной войны первой степени (о звании Героя Советского Союза речи уже не было). Но в начале 1944 г. он получил еще одну награду. Как свидетельствуют источники, в январе этого года дивизия попала в двойное окружение на Винницком направлении, но бойцы сумели вырваться из кольца, сохранив боеспособность(6). И. Ахундов раскрывает, что прорвать окружение удалось благодаря внезапно проведенной артиллерийской атаке. В связи с чем, по представлению командования, его наградили Орденом Красной Звезды.

Лицом к лицу со смертью

Постепенно советская армия продвигалась за пределы СССР. Летом 1944 г. 309-я дивизия перешла советско-польскую границу. Одно из первых польских впечатлений И. Ахундова — 4-х километровая дорога, усеянная трупами немецких солдат, как результат  налета советской авиации. Также он видел пирамиду трупов у одной из приграничных местностей. Таким образом немцы складывали трупы и сжигали их, не имея времени (в связи с отступлением) предать земле.

В целом, нахождение в Польше ассоциировалось у И. Ахундова со смертью, проходившей от него расстоянии нескольких сантиметров: «Иногда я удивляюсь, как умудрился остаться живым».

В один из дней он и 7 военнослужащих, «вооружившись приборами», с наблюдательного пункта пытались обнаружить огневые точки противника. Вдруг в их сторону стали лететь минометные снаряды. Это означало, что немцы обнаружили советских бойцов. Первые мины попали в находившуюся рядом речку. Все 8 человек тут же бросились к окопам, что были в 2-3 шагах от них. Но запрыгнуть не успели. От разорвавшейся рядом мины шестеро погибли, один оказался контуженным, лишь И. Ахундов остался цел и невредим, избежав даже легкого ранения. Среди погибших был «совсем мальчишка», принесший еду и задержавшийся на наблюдательном пункте. «Такой веселый был мальчик, будто пришел за смертью». Получивший же  контузию как бы «потерялся»: начал кричать, ничего не соображая, и вдруг побежал в сторону немецких позиций. И. Ахундову удалось догнать его и успокоить. После разрыва снаряда из всех имевшихся на пункте телефонов лишь один подлежал ремонту. В конце-концов Ахундову, кое-как сумевшему соединить разорванные провода, удалось информировать штаб о случившемся, и оттуда прислали подмогу.

Вспоминает командир батареи и случай с полковником Гольдиным, когда во время проводимого им совещания на открытом военнослужащие услышали звук, «принадлежащий» одной из пушек, находившихся на вооружении фашисткой армии. Этот специфический звук напоминал «голос» скрипичных струн, из-за чего данную пушку окрестили «Скрипач». Образовывавшаяся при разрыве ее снаряда воронка достигала 10-метрового диаметра и 4-5 метров в глубину. Бойцы по опыту знали, что вслед за начальным звуком «Скрипача» могут последовать от одного до трех выстрелов. У военнослужащих оставалось 10 секунд для спасения в окопах, т. к. тяжелый снаряд летел до цели примерно столько времени. Услышав звук этого смертоносного «Скрипача», все, за исключением полковника, ринулись к окопам. Тот, оставшись на месте, во весь голос кричал: «Идиоты, не бегите, стреляют в другую сторону». Спустя несколько секунд прямо на том месте, где он стоял, взорвался снаряд. Не нашлось ни одного его останка, чтобы придать тело земле.

И. Ахундов поведал еще одну «польскую» историю. Как-то ему в составе 40 военнослужащих, в целях разведывания местности, нужно было перейти гору. Дойдя до макушки, они увидели… немцев, также проводивших рекогносцировку. Началась стрельба. «До этого дня я думал, что наиболее трудные бои — уличные. Но в тот момент осознал, что такое бой в густом лесу», — делится с читателем пережитым И. Ахундов. «И свои, и чужие, на расстоянии нескольких метров друг от друга», поэтому ты вынужден стрелять на любой шорох, а значит, «можешь спокойно лишить жизни сослуживца». Бой продолжался в течении часа, но никто из советских военнослужащих не погиб. Лишь один получил ранение. Пока спускались в обратном направлении, он только произносил: «Мама, мама». «И спустя 50 лет после того дня я слышу его «Мама», — говорит И. Ахундов, заключая, — Да будет проклята война».

Но на этом его злоключения в Польше не закончились. Однажды он вышел из окопа, отойдя от него метров на 100. И в этот момент немцы произвели несколько выстрелов по советским позициям из тяжелой артиллерии. Один из снарядов И. Ахундов увидел в 2 шагах от себя. Но взрыва не последовало, что-то не сработало: «В ином случае от меня, как и от полковника Гольдина, ничего бы не осталось». После описания происшедшего, Ахундов констатирует: «На фронте человеческая жизнь зависит от многих случайностей. Ты можешь погибнуть на ровном месте. И нежданно-негаданно остаться в живых, находясь в безвыходной, на первый взгляд, ситуации».

Эта мысль подтвердилась в следующем эпизоде. На фоне очередного совещания на одной из высоток, стали доноситься звуки танков. Немецкая техника продвигалась все ближе и ближе, однако огневой поддержки против танков не было: легкая артиллерия отсутствовала, а тяжелая, естественно, осталась позади. Отступление исключалось, ибо скала была отвесной. У всех в мозгу пронеслось: или погибнем, или попадем в плен. Поэтому молниеносно было принято решение: отдать приказ артиллеристам открыть стрельбу в сторону продвигающихся на возвышенность немецких танков. То, что произошло следом, И. Ахундов называет элементом  «коллективного самоубийства». Советские артиллеристы начали стрельбу в направлении германских танков, и снаряды из тяжелых орудий полетели поверх голов еще несколько минут назад спокойно совещавшихся военных. После попадания одного снаряда в приближавшийся к ним танк, тот стал гореть. Получил повреждение следующий за ним. Как по команде, остальные стали разворачиваться в обратном направлении. Безусловно, артиллеристы могли ударить по своим, но разве был выбор?

Мыло из человеческого жира?

Вместе с тем, на территории Польши Исфандияр муаллим столкнулся с информацией, настолько воздействовавшей на него, что, даже не будучи связанной с ним напрямую, сопровождала его все последующие годы. Сначала ему рассказали, что евреев принуждали рыть могилы, в которых они сами и оказывались, после расстрелов.

Затем он услышал от поляков, что «на одном из консервных заводов из жира советских военнопленных производили мыло». Однако, никто особо не распространялся на эту тему.

В данном контексте, на Нюрнбергском процессе свидетели говорили об осуществлявшимся при анатомическом институте г. Данцига (ныне польский Гданьск) процессе мыловарения из человеческого жира, несшего «экспериментальный характер». Согласно рецепту приготовления мыла, 5 кг жира предписывалось смешивать с 10 л воды и 500-1000 г каустической соды, вслед за чем варить в течение 2—3 часов. После остывания «мыло всплывает вверх, а остатки и вода остаются на дне в ведрах». К смеси прибавлялись пригоршня поваренной соли, сода и свежая вода. После очередной 2-3 — часовой варки «готовое мыло выливалось в формы». Для избавления от неприятного запаха «прибавлялся бензальдегид».

Как указывал свидетель, мыло варилось «из трупов мужчин и женщин. Одна производственная варка занимала от 3 до 7 дней. Из двух известных мне варок, в которых я принимал непосредственное участие, вышло готовой продукции мыла более 25 кг», для чего «было собрано 70-80 кг человеческого жира, примерно с 40 трупов»(7).

Согласно ряда источников, результаты исследования, проведенного польским Национальным институтом памяти, убедительно свидетельствуют об использовании фашистами  «вещества», извлеченных из тел погибших узников концентрационных лагерей на территории Польши, для производства мыла(8).

В то же время, ряд ученых-евреев опровергают эту информацию. Так, согласно Еврейской виртуальной библиотеки, входящей в The American-Israeli Cooperative Enterprise (AICE), возглавляющий научно-исследовательский институт музея при американском национальном мемориале жертв Холокоста  Майкл Беренбаум (Michael Berenbaum) подчеркивал «отсутствие доказательств об изготовлении нацистами мыла из человеческих тел». Сотрудник основанного в Лос-Анджелесе (США) Центра Симона Визенталя (The Simon Wiesenthal Center), занимающегося защитой прав человека, борьбой с терроризмом, антисемитизмом и исследованием Холокоста, Арон Брейтбарт (Aaron Breitbart) также отмечает, что по мнению ведущих ученых, изучающих события тех лет, нацисты «не производили мыла таким образом». Этот «слух распространялся в концлагерях». В данном ракурсе пресс-секретарь Совета Мемориала Холокоста Эндрю Холлинджер (Andrew Hollinger) ссылался на подписанный историком музея документ, согласно которому «имеющиеся в наличии свидетельства очевидцев не способствуют заключению об использовании национал-социалистами и их сподручными жира жертв в производстве мыла»(9).

Как бы то ни было, тема производства мыла «из человека» никогда не отпускала И. Ахундова.

Ранение

Война подходила к концу. В составе 1 Украинского фронта 309-я дивизия продвигалась к германской границе, которую пересекла 1 февраля 1945 г. в районе Гросс — Вертенберг.

(6). Вскоре бойцы овладели г. Лигниц(4). Здесь И. Ахундов получил ранение. С учетом обстрела на вокзале советской пехоты из крупнокалиберных пулеметов, командир дивизии поставил задачу — определить огневые точки противника для их последующей ликвидации. Исполнять приказ отправился азербайджанский лейтенант и еще один разведчик по фамилии Ларин. Однако, информация оказалась ложной. Советских солдат на вокзале не было. «Мы решили возвращаться, но вдруг мне показалось, что кто-то нанес сильный удар палкой по моей ноге. Спустя несколько секунд я осознал, что это пуля снайпера нашла мое бедро. Не задев кость, она прошла насквозь мяса». Они стали бежать, т. к., находясь на открытой плошади, являлись живой мишенью. Бежали под огнем, и пуля нашла сержанта. Он погиб, но его «Ой-ой», как и стенания «Мама» раненого, о котором речь шла чуть выше, сопровождали И. Ахундова до последних дней уже мирной жизни.

Добежав до кладбища, И. Ахундов присел у стены, прислонившись к ней. Но тут немцы открыли огонь и со стороны кладбища. Вдруг он увидел забравшегося на стену автоматчика, целившегося в него, но, сориентировавшись, Ахундов опередил немца, успев выстрелить из пистолета первым. Тот упал на другую сторону, однако спустя несколько секунд оттуда бросили ручную гранату, взорвавшуюся рядом с ним. Осколки попали в ту же, левую, ногу, чуть выше места, откуда несколько минут назад просквозила пуля. Так, в течение нескольких минут, он оказался дважды раненным. На счастье И. Ахундова, который уже не мог пошевелить ногой, к месту событий подоспела другая разведгруппа. Один из них помог ему. В санчасти ему сделали операцию, после чего отправили в госпиталь г. Честнохов (Польша). Три месяца он вынужден был провести там, после чего вернулся на фронт, в свою батарею.

Отмщение?

И. Ахундов отмечает, что в один из весенних дней всех военнослужащих ознакомили с приказом Сталина, запрещавшим в местах дислокации убивать пленных, насиловать женщин, расправляться с лояльными членами национал-социалистической партии и т. д. За нарушение приказа предписывался военный трибунал. Буквально через несколько дней командир дивизии сообщил ему, что в распоряжение его батареи поступают двое новых солдат (вместо погибших). Одному из них было лет 45 лет. «Сразу было видно, что он — из высокопоставленных офицеров». Оказалось, что это — бывший полковник, командир полка, принявший участие в оргии в захваченном доме. Участники действа, опьянев, заперев хозяина дома-врача в какой-то из комнат, начали поочередно насиловать его жену. Во исполнение сталинского приказа, всех виновных отдали под трибунал. Полковника разжаловали в рядовые, а тех, кто был ниже по званию, направили в штрафбат.

Наверное, данную информацию можно было просто проконстатировать, как описанный И. Ахундовым отдельный фрагмент войны. Однако, в последние годы тема массовых проявлений антигуманного характера советских военнослужащих по отношению к местным жителям стала обсуждаться все чаще. В этой связи, автор посчитал целесообразным чуть подробнее затронуть этот аспект, что позволит глубже понять подоплеку эпизода, приведенного И. Ахундовым в своих мемуарах.

Как подчеркивается рядом источников, после отступления в конце января 1945 г. советской армии на территорию Германии, «офицеры и солдаты, горевшие желанием отомстить фашистам, встретились с мирным населением, — немцами», ассоциировавшихся «в сознании советских людей» с образом «врага»(10). Уполномоченный НКВД СССР по Земландской группе войск сообщал наркому внутренних дел, небезызвестному Лаврентии Берия, что «большинство немцев проводимые аресты членов фашистских организаций и поголовную мобилизацию трудоспособного населения рассматривают как месть Красной Армии за злодеяния», чинившимися немцами «над советскими гражданами во время оккупации областей Советского Союза». Документ признавал «насилия над женщинами-немками»(11).

Непосредственный свидетель событий тех дней, австралийский военный корреспондент, находившийся на европейском театре в Европе в рядах 3-й американской армии, Осмар Уайт, называя советских военнослужащих солдатами армии, разбившей «две трети немецких сухопутных сил на Восточном фронте, тогда как великолепно вооруженные британцы и американцы с большим трудом одолели оставшуюся треть в Нормандии, Италии…», пишет, что «Красная Армия захватила город в яростных боях, разгоряченная жаждой мести». Другое дело, что «русские разрушали, грабили и насиловали точно так же, как немцы (по рассказам польских беженцев) делали это четыре года назад в Польше и России»(12).

В апекте сказанного можно привести сказанное снайпером 309-й дивизии Тимофеем Поповым: «Я видел выжженные села, изуродованные трупы женщин и детей, и мое сердце наполнилось жгучей ненавистью к подлому фашистскому зверю. Эта ненависть научила меня разить врага без пощады»(3). В данном контексте, фиксирует О. Уайт, «никакого террора в Праге или другой части Богемии со стороны русских не наблюдалось. Русские – суровые реалисты по отношению к коллаборационистам и фашистам, но человеку с чистой совестью бояться нечего». Поэтому О. Уайт не придает происходившему расово-националистической окраски.

По его словам, военнослужащие союзников,  «побеждавшие немцев», также начали переполняться гневом и местью». Узнавая «из первых рук» во Франции и Бельгии «о зверствах нацистов», солдаты «считали, что они всего лишь восстанавливают справедливость и несут морально обоснованное возмездие» угнетавшим «Западную Европу на протяжении пяти лет». «Покорность немцев никак не влияла на поведение победителей, а напротив, возбуждала гнев и презрение, — свидетельствует писатель, — мне довелось видеть, как американские солдаты преднамеренно и планомерно громили немецкий дом в Эрфурте. После того, как боевые действия переместились на немецкую землю, солдатами фронтовых частей и теми, кто следовал непосредственно за ними, было совершено немало изнасилований…Насколько я знаю, солдаты из американской дивизии, которая освободила Бухенвальд в апреле, спали с немками уже к концу мая»(12).

Так что в этой тонкой области особой щепетильности не было ни у кого из военных победителей, потому не все выглядит столь однозначным. Хотя, наверное, ангажированная пропаганда сделала свое дело. Например, немецкий режиссер неоднозначно воспринятого в Германии фильма «Безымянная — одна женщина в Берлине», основанного на автобиографической книге анонимной жительницы германской столицы о «взаимоотношениях» немок с советскими военнослужащими весной 1945 г., Макс Фэрбербёк отмечал: «В Германии отсутствует малейшее представление, что представляла из себя советская армия военного времени. Мы должны видеть только врага, такого же плохого и жестокого, как мы». Пусть «из 1,5 миллионов советских военнослужащих, находившихся тогда в Берлине, 100 тысяч оказалось насильниками и убийцами, но ведь 1, 4 млн солдат никого не насиловал». Да и в дневниках немецких женщин проявляется положительный образ русских. Всегда просматривается солдат или офицер, приносивший хлеб и хорошо воспринимавшийся детьми». Теперь же «идиоты из газет требуют от меня только повторения» фразы: «Внимание, русские!»(13).

Обратим внимание, что режиссер из Германии озвучивал вышеизложенное в интервью не российской, а польской газете. К слову, тема реальной любви советского военнослужащего и немки во взятом Берлине проходит в прекрасном произведении Юрий Бондарева «Берег»: «Что же было тогда?.. Прежнего добропорядочного, строгорежимного и размеренного Берлина не было… Он целовал ее с какой-то жестокой прощальной нежностью,.. еле не плача, зная, что они больше не увидятся, и она, подняв мокрое, безобразно искаженное сдерживаемыми рыданиями веснушчатое лицо, не отпуская его, все повторяла, заикаясь, выученную ею русскую фразу: «Ва-ди-им, мил-ий, не-е з-забыв-ай мень-я»»(14).

В любом случае, 20 апреля 1945 г. Сталиным была подписана директива Ставки Верховного Главнокомандования командующим войсками и членам Военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, предписывавшая  потребовать изменение отношения «к немцам как к военнопленным, так и к гражданским», в частности, «обращаться» с ними «лучше». Более «гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории», снизив их «упорство» в «обороне»(15). Именно об этом документе и говорил И. Ахундов в преломлении к командиру батальона, разжалованному в рядовые.

Наверное, все же, у каждого отдельного случая насилия тех дней могла быть некая предыстория или подоплека. Хотя, безусловно, нельзя списать со счета и обыкновенный бандитизм. Но, все-таки, выносить однозначный вердикт тем событиям (во всех ипостасях, имевших место с первых дней войны с обеих сторон) с позиций сегодняшнего дня, будет не совсем корректно. Если не сказать, не исторично. Мы, со своей стороны, лишь попытались коснуться проблемы, затронутой в своих воспоминаниях, несущих объективный характер, И. Ахундовым. Объективность же его мемуаров четко прослеживается через призму подтверждения всего описанного им историческими свидетельствами, что явно проявляется в рамках данного материала (посредством представления ссылок на источники).

Окончание войны

С 18 февраля 1945 г. до конца войны 309-я дивизия штурмовала и участвовала в осаде отчаянно сопротивляющегося г. Бреслау (ныне польский Вроцлав) до полной его сдачи. 30 апреля гарнизон Бреслау ответил отказом на ультиматум советского командования о капитуляции(6). По словам И. Ахундова отвержение требования произошло с формулировкой оказания сопротивления до падения Берлина. Столица Германии продержалась до 2 мая, после чего (6 мая) капитулировал и Бреслау.

На российском портале «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (Электронный банк документов) представлена информация о награждении Ахундова Исфандияра Алекперовича, 1913г.р., призванного на службу Дзержинским РВК г. Баку, Орденом Отечественной войны II степени. При этом дано описание подвига (по всей видимости, это копия написанного от руки письма-представления командира на его награждение): «В уличных боях г. Бреслау тов. Ахундов повседневно находился в боевых порядках пехоты, ведя разведку за противником. Им обнаружено до 25 целей, которые огнем батареи были подавлены или уничтожены. В результате чего дал возможность с успехом продвигаться вперед нашей пехоте. В боях за г. Бреслау батареей уничтожено 6 пулеметов, 2 орудия. Рассеяно и частью уничтожено до 4 взводов пехоты противника»(16).

Это явилось своего рода итогом участия И. Ахундова в войне с фашистской Германией. Что касается сдачи Бреслау, по его словам, немецкие войска, будто на параде, шли рядами, сбрасывая оружие в отдельную «стопку». И так же рядами возвращались. Советские военнослужащие приняли под контроль все важные городские объекты. Немецкие охранники складывали оружие, и на пост заступали бойцы советской армии.

В ночь с 8 на 9 мая вновь возобновилась стрельба. Но это были трассирующие пули, направленные в воздух. Сначала никто ничего не понимал, но вскоре до военных довели информацию: это пули победы над Германией. Радость, веселье сопровождали всех советских офицеров и солдат. Они лишь удивлялись, что местные жители приоделись и радовались окончанию войны не меньше бойцов СА.

Война закончилась. Вернулся домой и Исфандияр муаллим. Опытных специалистов не хватало, и ему предложили пост инструктора ЦК КП Азербайджана в отделе кадров, с возложением на него курации кадров в горнорудной промышленности. Ну а затем его трудовая деятельность была связана непосредственно со специальностью. Так, он проработал инспектором горно-рудной промышленности в Госкомитете горно-рудного и технического надзора; занимал пост начальника управления Азвзрывпрома, помимо Азербайджана, курируя безопасность горных и взрывных работ в Дагестане, Туркменистане и Узбекистане. Его последнее место работы — начальник отдела Государственного Комитета Гостехнадзора.

Завершить же статью хотелось обращением внимания на то, что сегодня в мировом пространстве слишком много спекуляций на тему II Мировой войны. Да и вообще, исторические события нередко подвергаются сознательной корректировке. Именно потому мемуары, аналогичные записям И. Ахундова, важны. Ибо они проливают реальный свет на события, итоги которых значительно повлияли на перекройку мировой геополитической палитры.

Теймур АТАЕВ — политолог (Азербайджан)

ИСТОЧНИКИ:

1.Сибирские дивизии в боях на Верхнем Дону

http://my.krskstate.ru/docs/greatwar/sibirskie-divizii-v-boyakh-na-verkhnem-donu/

2.Приказ об усилении пехотного ядра и средств противотанковой обороны в стрелковых дивизиях № 0052 от   16 марта 1942 г.

http://militera.lib.ru/docs/da/nko_1941-1942/09.html

3.Сибирская дивизия в Харьковской оборонительной операции

http://my.krskstate.ru/docs/greatwar/krasnoyarskaya-diviziya-v-kharkovskoy-oboronitelnoy-operatsii/

4.Пирятинская 309 Краснознаменная ордена Кутузова II степени стрелковая дивизия.

http://www.myshared.ru/slide/782401/

5.Сталин И.В. Приказ Верховного Главнокомандующего от

19 сентября 1943 года

http://grachev62.narod.ru/stalin/orders/chapt018.htm

6.309-я Краснознаменная ордена Кутузова II степени Пирятинская стрелковая дивизия

http://region.krasu.ru/V309.html

7.Нюрнбергский процесс

http://nurnbergprozes.narod.ru/011/7.htm

8.Страшное мыло

http://www.jewish.ru/history/facts/2006/10/prn_news994240763.php

9.Jewish Victims of the Holocaust: The Soap Myth

http://www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/Holocaust/soap.html

10.Русский архив: Великая Отечественная: Т. 15 (4-5). Битва за Берлин (Красная Армия в поверженной Германии)

http://militera.lib.ru/docs/da/berlin_45/08.html

11.Спецсообщение о настроениях немецкого населения и некоторых фактах недостойного поведения отдельных военнослужащих Красной Армии.

http://www.hrono.ru/dokum/194_dok/19450317beri.php

12.Осмар Уайт. Глазами военного корреспондента

http://australiarussia.com/osmarwhite.html

13.Włodzimierz Nowak, współpraca Friederike Lippold. Zgwałcone przez Armię Czerwoną

http://wyborcza.pl/duzyformat/1,127291,6038850,Zgwalcone_przez_Armie_Czerwona.html

  1. Юрий Бондарев. Берег

http://www.litra.ru/fullwork/get/woid/00423871284401105696/page/7/

15.Директива Ставки Верховного Главнокомандования командующим войсками и членам Военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению. № 11072 от 20 апреля 1945 г.

http://militera.lib.ru/docs/da/berlin_45/08.html

16.Ахундов Исфандияр Алекперович 1913 г. р.

http://www.podvignaroda.mil.ru/?#id=42008943&tab=navDetailManAward

Опубликовано 9 мая 2020, 21:52